Сьешь яблоко. Почувствуй себя богом... смерти! БУА-ХА-ХА!!!
Надеюсь ты не будешь сильно злиться что я утащил это?
Спасибо тебе, Каин...ты понимаешь меня...спасибо...
Ей нравилось улыбаться. Почему-то, именно нравилось это делать. А еще последнее время ей нравилось спокойствие зимне-весенних вечеров, легкие улыбки, воющий по подворотням ветер, колющий щеки и подбородок снег и много-много других разных милых глупостей.
Ей нравилось сидеть в кресле, кутаясь в теплый плед, пряча уставшие от бессонницы, воспаленные глаза за темными прядями волос, обнимать свои колени и неторопливо перебирать детали мозаики, стараясь разобраться в том, что это и зачем это ей нужно.
Ей нравилось пить чай – горячий, с лимоном, греть о любимую чашку озябшие пальцы и улыбаться.
А еще ей нравилось рисовать и писать что-то. Просто отстраненные рисунки, просто отстраненные слова. Ей нравилось водить фломастером по бумаге до тех пор, пока он не перестанет писать. А потом ей нравилось рыться на полках, ища бутылочку отцовского одеколона и сосредоточенно и бережно опуская туда кончик фломастера.
У фломастеров короткий, очень короткий и красочный век.
И снова разводы, разноцветные, яркие.
Она любила дождь. А я, почему-то, не любил. Она стояла и смотрела на меня, просто и грустно. И почему-то в ее глазах я читал грусть. И обиду. И какую-то тоску.
Мне казалось, что эти глаза будут преследовать меня вечно. Обвиняющие, робкие. С дрожащими на ресницах слезинками и чуть поалевшей радужкой. Мутные от слез глаза, мутные от обиды, от боли. Обвиняющие глаза, которыми она смотрела на меня, спрашивая: за что?.. А я не мог ответить.
- Ты дрожишь?
Я осторожно гладил ее по темным волосам, стараясь успокоить, целуя дрожащие веки, губы, пытаясь понять, почему дождь на ее губах - соленый.
-Нет. Не дрожу.
Она помотала головой. Она не лгала. В эти короткие секунды она не дрожала. А потом задрожала снова, вцепляясь в меня как в единственную опору в своей жизни.
- Не стоит прогибаться под изменчивый мир…
Мне почему-то захотелось пропеть это. Пропеть, глядя в мутные от слез, от боли глаза, прижать к себе и улыбнуться.
- Однажды он прогнется под нас…
Пробормотала она в ответ, впиваясь в мои плечи сильнее – сейчас я мог поднять ее на руки как пушинку, хотя обычно не мог – не давалась.
- Береги меня… Пожалуйста.
Она закрывала глаза и утыкалась в мое плечо.
А в ту минуту мне просто не хотелось давать ей плакать.
Спасибо тебе, Каин...ты понимаешь меня...спасибо...
Ей нравилось улыбаться. Почему-то, именно нравилось это делать. А еще последнее время ей нравилось спокойствие зимне-весенних вечеров, легкие улыбки, воющий по подворотням ветер, колющий щеки и подбородок снег и много-много других разных милых глупостей.
Ей нравилось сидеть в кресле, кутаясь в теплый плед, пряча уставшие от бессонницы, воспаленные глаза за темными прядями волос, обнимать свои колени и неторопливо перебирать детали мозаики, стараясь разобраться в том, что это и зачем это ей нужно.
Ей нравилось пить чай – горячий, с лимоном, греть о любимую чашку озябшие пальцы и улыбаться.
А еще ей нравилось рисовать и писать что-то. Просто отстраненные рисунки, просто отстраненные слова. Ей нравилось водить фломастером по бумаге до тех пор, пока он не перестанет писать. А потом ей нравилось рыться на полках, ища бутылочку отцовского одеколона и сосредоточенно и бережно опуская туда кончик фломастера.
У фломастеров короткий, очень короткий и красочный век.
И снова разводы, разноцветные, яркие.
Она любила дождь. А я, почему-то, не любил. Она стояла и смотрела на меня, просто и грустно. И почему-то в ее глазах я читал грусть. И обиду. И какую-то тоску.
Мне казалось, что эти глаза будут преследовать меня вечно. Обвиняющие, робкие. С дрожащими на ресницах слезинками и чуть поалевшей радужкой. Мутные от слез глаза, мутные от обиды, от боли. Обвиняющие глаза, которыми она смотрела на меня, спрашивая: за что?.. А я не мог ответить.
- Ты дрожишь?
Я осторожно гладил ее по темным волосам, стараясь успокоить, целуя дрожащие веки, губы, пытаясь понять, почему дождь на ее губах - соленый.
-Нет. Не дрожу.
Она помотала головой. Она не лгала. В эти короткие секунды она не дрожала. А потом задрожала снова, вцепляясь в меня как в единственную опору в своей жизни.
- Не стоит прогибаться под изменчивый мир…
Мне почему-то захотелось пропеть это. Пропеть, глядя в мутные от слез, от боли глаза, прижать к себе и улыбнуться.
- Однажды он прогнется под нас…
Пробормотала она в ответ, впиваясь в мои плечи сильнее – сейчас я мог поднять ее на руки как пушинку, хотя обычно не мог – не давалась.
- Береги меня… Пожалуйста.
Она закрывала глаза и утыкалась в мое плечо.
А в ту минуту мне просто не хотелось давать ей плакать.
-
-
27.03.2008 в 20:34-
-
27.03.2008 в 20:35Ты не погуляешь со мной в воскресенье? Я хочу поплакать на твоих руках....